Добрые предзнаменования - Страница 82

Чудовищный знак «одегра», думал Кроули, развернув машину и направляясь к Северной кольцевой. Я это сделал – моя вина. Могло ведь быть просто еще одно шоссе. Безусловно, хорошая работа, но стоило ли того? Все вырвалось из-под контроля. Ни Небеса, ни Преисподняя уже ничего не могут с этим поделать, вся планета – словно страна третьего мира, заполучившая, наконец, ту самую Бомбу…

А потом он вдруг улыбнулся. И щелкнул пальцами. Из глаз у него сами собой выросли темные очки. Пепел исчез с его лица и костюма.

Какого черта! Если пришел конец, так встретим его стильно!

И, тихонько насвистывая, он взялся за руль.

* * *

Они летели по внешней полосе шоссе, словно ангелы на крыльях гибели, что было весьма близко к истине.

На самом деле нельзя сказать, что они сильно торопились. Четверо из них держались точно на скорости в сто семьдесят километров в час, так, словно они были уверены, что без них все равно не начнут. И они были правы. В их распоряжении было сколько угодно времени – точнее, ровно столько, сколько оставалось.

И сразу за ними ехали еще четверо: Большой Тед, Жирняк, Боров и Скунс.

Настроение у них было приподнятое. Вот теперь они были настоящие Ангелы Ада и неслись вперед в полной тишине.

То есть вокруг – и они это знали – бушевала буря, ревели машины, выл ветер и хлестал дождь. Но за Всадниками была полоса тишины, мертвой и чистой тишины. Ну, почти чистой. Но абсолютно мертвой.

Тишину нарушил голос Борова.

– Так ты кто будешь? – хрипло проорал он.

– Чего?

– Я говорю, ты кто…

– Я слышал, чего ты сказал. Мало ли чего ты сказал. Все слышали, чего ты сказал. В каком смысле, вот чего?

Боров пожалел, что не уделил Книге Откровения должного внимания.

Если бы он знал, что попадет в нее, он читал бы с гораздо большим интересом.

– В смысле, это они – Четыре Всадника Покалипсиса, правильно?

– Байкера, – сказал Жирняк.

– Ладно. Четыре Байкера Покалипсиса. Война, Голод, Смерть, и этот еще… как его? Грязнение.

– Ну и чего?

– Так они сказали, что типа не против, если мы с ними поедем, так?

– И чего?

– Значит, мы еще другие Четыре Всад… то есть, Байкера Покалипсиса. Так мы тогда кто?

Пауза. Мимо мелькали фары машин на встречной полосе, и им вторили молнии среди туч, и тишина была близка к абсолютной.

– Может, я тоже буду Война? – спросил Большой Тед.

– Да не можешь ты быть Война. Как ты можешь быть Война? Война – это вон она. А ты должен быть чего-то другое.

Лицо Большого Теда скривилось от мыслительного усилия.

– ТТП, – сказал он, наконец. – Я буду Тяжкие Телесные Повреждения. Это я. А вы кто будете?

– Может, я буду Падаль? – предположил Скунс. – Или Нескромные Личные Вопросы?

– Падаль нельзя, – сказал Тяжкие Телесные Повреждения. – Этот уже застолбил, Сгрязнение который. А вот другое – это пожалуйста.

Они ехали в тишине и темноте, и впереди виднелись только красные огоньки задних фар на четырех байках в сотне метров впереди.

Тяжкие Телесные Повреждения, Нескромные Личные Вопросы, Боров и Жирняк.

– Хочу Жестокое Обращение с Животными, – сказал Жирняк.

Боров попытался сообразить, что имел в виду Жирняк: что он за такое обращение или против. Не то, чтобы это имело какое-либо значение.

Пришла очередь Борова.

– Я, это… Я, наверно, вот кто буду: Автоответчики. Хуже не бывает, – сказал он.

– Чего это – Автоответчик? Нашел тоже, имечко для Байкера Покалибзиса – Автоответчик! Идиот, в натуре.

– Сам идиот, – Боров был уязвлен до глубины души. – Это все равно что Война, Голод, и прочее. Еще одна гадость в жизни, разве нет? Автоответчики. Ненавижу эти гребаные автоответчики.

– Я тоже ненавижу автоответчики, – сказал Жестокое Обращение с Животными.

– А ты заткнись! – рявкнул ТТП.

– А давайте, я себя поменяю, – вдруг встрял Нескромные Личные Вопросы, напряженно думавший все время с момента своей последней фразы. – Я хочу быть Все Равно Не Работает, Даже Если Пнуть Хорошенько.

– Ладно, меняй. А ты, Боров, не можешь быть Автоответчик. Выбери чего другое.

Боров задумался. Он уже пожалел, что начал этот разговор. Он чувствовал себя, словно на собеседовании в центре профессиональной ориентации, на которое ходил однажды в школе. Он колебался.

– Типа Крутые, – наконец сказал он. – Ненавижу.

– Типа Крутые? – переспросил Все Равно Не Работает, Даже Если Пнуть Хорошенько.

– Ага. Ну, знаешь, эти, которых показывают по ящику, все подстрижены по-дурацки, только, чтоб их, на них это совсем не по-дурацки, потому что они такие типа крутые. И костюм на них висит мешком, а ты им даже не скажи, что все они – толпа чмошников. Вот если спросите меня, так мне всегда вот чего хотелось, когда я таких вижу: взять такого за шкирку, и так рожей медленно по забору с колючей проволкой. И я вот чего скажу. – Он набрал воздуху в грудь. Насколько он помнил, это была самая длинная речь в его жизни. – Я вот чего думаю. Если они меня так достали, так тогда они, наверное, и всех так же достали.

– Ну точно, – сказал Жестокое Обращение с Животными. – Они еще все носят темные очки, даже когда не нужно.

– Жрут вонючий сыр и пьют гребаное дурацкое безалкогольное пиво, – добавил Все Равно Не Работает, Даже Если Пнуть Хорошенько. – Ну ненавижу. Чего лить в глотку всякую гадость, если даже блевать потом не тянет? Я вот чего подумал. Давайте я еще раз поменяюсь. Буду Безалкогольное Пиво.

– Да вот хрена с два, – заявил Тяжкие Телесные Повреждения. – Ты уже раз менялся.