– Это ничего не значит! – отрезал Метатрон. – Весь смысл создания Земли и Добра и Зла…
– Я таких по-вашему пустяков не понимаю, – сурово продолжал Адам. – Сначала создать людей людьми, а потом разозлиться, потому что они ведут себя, как люди. И потом, если прекратить говорить людям, что все устроится, когда они умрут, они могут постараться все устроить, пока еще не умерли. Если бы я был главный, я бы попробовал, чтобы люди жили подольше, как старик Маф-саил. Тогда было бы намного интереснее, и они, может, начали бы думать о том, что делают с экологией и с окружающей средой, потому что они через сто лет были бы еще живы.
– А! – Губы Вельзевула начали расплываться в улыбке. – Ты жжажжждешь править миром. Это больше похожжже на твоего От…
– Я уже все обдумал и не жажду, – оборвал его Адам. Он повернулся вполоборота и ободряюще кивнул ЭТИМ. – То есть кое-что можно и поменять, но тогда, кажется мне, люди будут все время приходить и просить все поправить, избавиться от мусора там, насажать им больше деревьев и так далее, и чего в этом хорошего? Это как будто ты должен за всех прибираться в их комнатах.
– Ты в своей-то комнате никогда не прибираешься, – заметила Язва за его спиной.
– Я вообще про свою комнату ничего не говорю, – мотнул головой Адам, имея в виду ту комнату, ковер которой безвозвратно скрылся из виду уже несколько лет назад. – Я про комнаты вообще. А не про свою личную комнату. Это просто фига речи. Вот я что хочу сказать.
Вельзевул и Метатрон посмотрели друг на друга.
– И вообще, – продолжал Адам, – мне и так трудно придумывать для Язвы и Уэнсли и Брайана, чем заняться, чтобы не было скучно, так что мне не нужно мира больше, чем у меня есть. Но все равно спасибо.
На лице Метатрона начало появляться выражение, знакомое всем, кто хотя бы раз столкнулся с уникальной логикой Адама.
– Ты не можешь отказываться быть тем, кто ты есть, – наконец заявил Глас Божий. – Слушай: твое рождение и твоя судьба – часть Великого Плана. Все должно произойти именно так. Все уже решено.
– Мятежжж – дело хорошее, – встревоженно зажужжал Вельзевул, – но есть вещщщи, которые выходят за рамки мятежжжа. Ты должжжен это понять!
– Я не собираюсь устраивать никакого мятежа, – рассудительно ответил Адам. – Я просто обращаю ваше внимание. Я вот считаю, что нельзя винить людей за то, что они обращают внимание. Я считаю, будет лучше не начинать войну, а просто посмотреть, чем занимаются люди. Если их больше не путать, они, может, начнут думать, как нужно, и, может, больше не будут портить свой мир. Я не говорю, что точно не будут, – честно добавил он, – но вдруг?
– Это бессмысленно, – покачал головой Метатрон. – Ты не можешь нарушить Великий План. Ты должен подумать. Это в твоих генах. Думай!
Сомнения охватили Адама.
Темные глубинные потоки всегда были рядом, шелестящий голос с их берегов шептал: да, так оно и есть, так оно всегда и было, ты должен следовать Плану, потому что ты его часть…
Какой длинный день. Он устал. Спасая мир, этот мальчик одиннадцати лет от роду остался почти без сил.
Кроули опустил голову на руки.
– На мгновение, всего на одно мгновение мне показалось, что у нас есть шанс, – пробормотал он. – Они встревожились. И это было здорово, только…
Он почувствовал, как Азирафель вскочил на ноги.
– Прошу прощения, – сказал ангел.
На него посмотрели все трое.
– Этот Великий План, – продолжал он, – это ведь непостижимый План, не так ли?
С минуту все молчали.
– Это Великий План, – категорически заявил Метатрон. – Ты прекрасно знаешь. И да будет мир, который через шесть тысяч лет завершится…
– Да, да, конечно, именно этот Великий План, – подтвердил Азирафель. Говорил он вежливо и с большим уважением, но при этом таким тоном, словно он – избиратель на встрече с кандидатом, задавший нежелательный вопрос и не намеренный уходить, пока не получит ответа. – Я просто спрашиваю, является ли он при этом и непостижимым. Хочу добиться полной ясности.
– Это не имеет значения! – отрезал Метатрон. – Понятно же, что это одно и то же!
Понятно, подумал Кроули. На самом деле они не знают. На его лице расплылась идиотская ухмылка.
– То есть на все сто процентов вы не уверены? – спросил Азирафель.
– Нам не дано понять непостижимый, – сказал Метатрон, – однако Великий План, конечно…
– Но Великий План может быть всего лишь крошечной частью большой общей непостижимости, – встрял Кроули. – Нельзя с уверенностью сказать, что сейчас происходит не то, что должно – с непостижимой точки зрения.
– Так зззззаписано! – взревел Вельзевул.
– Но ведь в другом месте может быть записано по-другому, – заметил Кроули. – Там, где вы прочесть не могли.
– Заглавными буквами, – вставил Азирафель.
– И подчеркнуто, – добавил Кроули.
– Два раза! – закончил Азирафель.
– Может быть, это испытание не только для мира, – предположил Кроули. – Может, это испытание и для вас тоже, а?
– Господь не играет в игры со своими верными слугами, – заявил Метатрон, но в голосе его промелькнуло беспокойство.
– Оп-па! – всплеснул руками Кроули. – Вы что, вчера на свет появились?
И все невольно посмотрели на Адама. Казалось, он о чем-то глубоко задумался.
Наконец он сказал:
– Не пойму, с чего это важнее, чего там написано, раз мы говорим про людей. И вообще, то, что написано, всегда можно просто вычеркнуть.
Порыв ветра пронесся над аэродромом. Над головами небесное воинство пошло рябью, словно мираж.